Общество как система вещных зависимостей между людьми
Машины против традиций
Почему средневековые общества развивались так медленно? Историк, исследующий средневековый Запад, отвечает: «Совокупность технических недостатков, трудностей, узких мест... Совершенно очевидно, что в широком плане ответственность за эту бедность и технический застой нужно возложить на социальные структуры и ментальные установки».
Средневековый мир плохо использовал те приспособления и механизмы, которые были созданы в предшествующих ему традиционных обществах... Многовесельные и парусные корабли, колесницы и плуги, метательные устройства и подъемные краны, порох и бумага — все это было известно, но практически не применялось.
Можно сказать — и это будет привычно для нашего слуха, — что средневековое общество медленно эволюционировало из-за недостатка технических средств. А можно поставить вопрос: почему средневековое общество (и, кстати, другие общества традиционного типа) по меньшей мере было равнодушно к практическому использованию научных открытий и технических изобретений?
Переход от средневековья к Новому времени, от обществ традиционного типа к обществам промышленным показал, что дело заключалось не в технических недостатках средств производства. Сам этот переход может быть охарактеризован как необычное для предшествующей истории развертывание масштабов человеческой деятельности: открытие широких пространств для кооперации человеческих усилий, выработка возможностей для интенсивного воплощения человеческих способностей в формы вещественных структур и разного рода технологических процессов. Этот переходный период, в частности, и показал, что традиционные общества не были заинтересованы в масштабном применении технических усовершенствований, ибо это нарушало механику их замкнутого, закрытого существования, логику их социального воспроизводства. Однако в ходе социальной эволюции эта механика (и логика) стала давать сбои, в замкнутых формах традиционного общества образовывались бреши, оно так или иначе втяпывалось в новые социальные связи. Возникало магнетическое поле социальных потребностей и интересов, что притягивало не востребованные прежде силы социальных изменений.
Важную роль в этих изменениях сыграла торговля, главным образом внешняя торговля. Купцы, иногда следовавшие путями военных походов, но часто избегавшие их, в отличие от рыцарей и завоевателей, создавали сеть устойчивых коммуникаций между разными странами, между различными социальными пространствами. Они «плели паутину» связей, образующих единое социальное пространство, намечали контуры будущего единого человеческого сообщества. Крупные партии товаров, перемещаясь из региона в регион, создавали ситуацию, в которой активизировались торговля, денежное обращение, производство. Все виды богатства приходили в движение; богатство начинало работать на рынке, в руднике, в мануфактуре. Торговля стимулировала производство — и возможностями продажи крупных партий товаров, и доставкой мануфактурам дешевого сырья. Производство могло выйти за рамки обслуживания непосредственных потребностей социума, но препятствием оказывалась система непосредственных личных зависимостей, закрепленная веками традиционной эволюции общества.
Кооперирование человеческих сил и умений в производстве, ориентированном на объемы и качество деятельности, на экономическую выгоду, приходит в противоречие с традиционными схемами социальных зависимостей и соподчинений. Работник, попадающий в систему технических и экономических связей, «отрывается» от предписанной ему социальной роли. Он начинает цениться как субъект, распорядитель собственной энергии, как потенциальный исполнитель различных производственных операций. Традиция как некая слитность социальной и технологической схем расщепляется: технологические схемы отделяются от схем социальных, межчеловеческих. Причем работник как деятельная сила оказывается непосредственно зависим от технологических связей, тогда как зависимости социальные начинают проявляться в его жизни все более опосредованно.
Решающим моментом этого процесса оказывается применение в производстве энергий пара, а затем и электричества. Возникновение крупной машинной индустрии все более втягивает человеческих индивидов в связи, образуемые технологическими процессами. Схемы человеческой деятельности и кооперации обретают вещественное воплощение и начинают действовать как бы независимо от самих людей. Если в «социальных машинах» предметность наделялась органическими и человеческими чертами, то теперь машины, воплотившие синтезированные силы людей, проецируют на человеческие отношения логику и зависимости технических процессов.
Машины, опредметив схемы деятельности людей, образуют обособленный предметный слой социальности, который теперь охватывает связи между людьми как некая обстановка, задающая пространственную конфигурацию и временной ритм человеческой жизни. Происходит своего рода оборачивание; предметность, бывшая результатом человеческой деятельности в определенных природных условиях, становится определяющим условием совместной жизни людей и их отношений с природным миром.